Cамый дерзкий и знаменитый побег из СССР.

Купаться с ребятами Славе запрещали. Он рос в Семипалатинске – ничто, кажется, не может быть дальше от моря. Годы были голодные: к чаю один кусочек сахара, летом подножный корм – грибы, ягоды, коренья. Из развлечений – походы в лес и на болота, поезда с заключенными, цыганские костры, поездки зайцами в товарняках. Новый кинотеатр, где шел «Тарзан», и сорокаминутные остановки поездов дальнего следования. Потом поезда уходили дальше, во Владивосток. За Владивостоком было море.
Морем Слава грезил и бредил. Запоем читал Жюля Верна, «Остров сокровищ», «Робинзона Крузо». Мечтал о тайфунах, кораблекрушениях, коралловых рифах, о лунных ночах в тропиках. В пионер-лагере, тайком от родителей, научился плавать и в десять лет переплыл Иртыш. Родители и слышать не желали о море. Славу они видели дипломированным инженером с приличным окладом. «Окончи техникум, отслужи армию, и блажь пройдет», – заявил ему отец. В пятнадцать Слава махнул рукой и на родителей, и на опостылевший автодорожный техникум, убежал из дома и добрался до Ленинграда.
Он думал, что сможет, подобно героям Стивенсона и Жюля Верна, поступить юнгой на корабль. Кончилось тем, что он прямо в одежде вошел по пояс в воду Финского залива и дал себе клятву вернуться. Но до этого была спортивная гимнастика: Слава стал чемпионом города, вошел в сборную Казахстана. И приговор медкомиссии, обжалованью не подлежащий, – у Славы начала развиваться близорукость, дорога в гражданский или военный флот оказалась закрыта. Ему точно нанесли смертельную рану. К счастью, он узнал, что с небольшой близорукостью можно поступить на факультет океанологии.

На воде и под водой
Отслужив в армии, Курилов поступил на факультет океанологии Ленинградского гидрометеорологического института. Мечта сбылась – и оставалась далека, как и прежде: море превратилось в скучные таблицы, графики и диаграммы. Впервые Слава осознал, что можно быть океанографом, в глаза не видя океана.
Все изменила встреча с А. В. Майером, который организовал в институте курсы подготовки водолазов и группу, а затем Лабораторию подводных исследований. В конце 1960-х Слава принимал участие в исследовательских работах на борту подводной лаборатории «Черномор». Лаборатория находилась на глубине 14 метров; после дневных работ покидать ее и тем более выпивать акванавтам никак не разрешалось. Выход из положения вскоре был найден.
«Метрах в семидесяти от нашей лаборатории был другой дом, «убежище», к которому от нашего был проложен канат по дну, – вспоминал Курилов. – С помощью условного кода мы просили верных друзей спустить в тот дом побольше вина. Под давлением легче задерживать дыхание, и я мог пробыть без воздуха до четырех минут. Оставалось только сплавать за вином по канату, и я с удовольствием брался за эту задачу. Акваланг взять нельзя – заметят пузыри на поверхности. Я надевал пояс с грузами и маску, делал несколько глубоких вдохов и выскальзывал через донный люк к канату. Пройти семьдесят метров не составляло труда. Отдышавшись в «убежище», я возвращался с вином».
И все же истинное счастье Слава ощущал не на шумных пирушках, а оставаясь один на один с морем. Много раз он мог погибнуть.
В шторм был сброшен с лодки волнами и несколько часов плыл к берегу. Запутался на глубине 50 метров, фотографируя новый батискаф. В Кронштадте, во время осмотра подводных лодок в доке, рабочие отключили по ошибке кислород. Курилова подняли на поверхность без сознания. Стихия словно хранила его для каких-то великих дел. Вот только где они, великие свершения? Где-то там, далеко, были Мадагаскар, Гавайи, Таити, бороздил океаны со своей командой знаменитый Жак Ив Кусто… С ленинградским институтом было уже подписано соглашение. В своей удивительной книге «Один в океане» Курилов вспоминает о дальнейших событиях с оттенком неизбывной горечи: «У нас был договор с Жаком Кусто о совместных исследованиях в подводном доме в Тунисе. Мы должны были послать наш буксир «Нерей» с командой инженеров-водолазов в Монако летом 1970 года. А потом все пошло прахом. Нам не дали виз, и весь проект сорвался. Пошла прахом еще одна экспедиция с Кусто – на атоллы Тихого океана – под названием «Южный Крест». Это название предложил я. Целый год я готовил водолазную часть экспедиции. Я специально заочно окончил море-ходное училище и получил диплом штурмана дальнего плавания. Нам снова не дали виз, а к Кусто послали других людей, не водолазов, но с визами. Он их не принял… Потом пошел прахом проект организации института подводных исследований и испытание подводных батискафов. Мне не дали визы».
Последний отказ пришел с формулировкой: «Посещение капиталистических стран считаем нецелесообразным». Советский Союз не мог выпустить за границу человека, чья сестра в свое время вышла замуж за индуса, а затем поселилась с мужем и сыном в капиталистической Канаде. Между тем Слава не был ни диссидентом, ни антисоветчиком, хотя и считал советскую власть злом. Он был мистиком и йогом.

Побег
С год Курилов проработал инженером-гидрологом на Байкале. Жил уединенно в лесной избушке на острове Ольхон, где не было ничего, кроме медвежьей шубы и двух чемоданов. Он спал на шубе и занимался йогой. В пасмурный октябрьский день он прочитал в ленинградской газете объявление о круизе «Из зимы в лето». Виз не требовалось: лайнер отправлялся к экватору без захода в зарубежные порты. С группой туристов-ленинградцев Курилов прилетел во Владивосток, к месту сбора. «Советский Союз» вышел в море 8 декабря. Слава знал, что навсегда покидает родину.
Этот огромный теплоход, заложенный в Гамбурге в 1921 году, носил когда-то имя судовладельца Альберта Баллина, позднее «Ганза». В 1945-м судно наскочило на мину и затонуло в Балтийском море, а в 1949 году было поднято и после ремонта вступило в состав пассажирского флота СССР. На борту вскоре началось безумное веселье: пассажиры вовсю крутили романы, пили и танцевали, не обращая внимания на лекторов и массовиков-затейников. Курилов держался поодаль: вдыхал ароматы тропических ночей, изучал созвездия и устройство корабля.
Только на третий день плавания в одном из залов лайнера он увидел карту и узнал наконец маршрут, державшийся в секрете, – через Восточно-Китайское море, вдоль восточных берегов Филиппинских островов, в Целебесское море и к экватору между Борнео и Целебесом. Можно было ожидать, что ради сокращения маршрута капитан приблизится к берегу у филиппинских островов Сиаргао и Минданао. Для побега годились лишь эти две точки.
Тем временем выяснились неприятные особенности конструкции лайнера. Прыжок с верхних палуб исключался. Днем беглеца быстро изловили бы в море. Прыгать можно было только с кормы, с 14-метровой высоты, в темноте, надеясь не угодить между лопастями гигантского винта. И снова Курилову повезло. На борту он познакомился с девушкой-астрономом и с ее помощью проник в штурманскую рубку. Здесь висела навигационная карта: по всему получалось, что 13 декабря в 20 часов корабль поравняется с Сиаргао. В тот день Слава ничего не ел.bСовершил несколько сложных йоговских промывок. Его охватило странное чувство. Он видел и ощущал весь мир, замечал все и будто готовился, по его собственным словам, к «церемонии самопознания, к некоему мистическому посвящению в тайны жизни и смерти».
В восемь вечера он прошел по палубе между танцующими. Из репродуктора как раз доносилась любимая песня Славы – «Голубка». Но на корме главной палубы, на раскладушке, сидели три матроса. Неужели все потеряно? Через полчаса лайнер, по расчетам Курилова, должен был миновать остров…
Когда Слава вновь спустился вниз, два матроса куда-то исчезли, третий стелил постель на раскладушке, отвернувшись от него. Курилов перебросил тело через фальшборт, сильно оттолкнулся и прыгнул. При нем была только сумка с маской, трубкой и ластами, да еще амулет от акул, изготовленный по рекомендациям подпольно переведенного гримуара. Один в океане Ни многолетние занятия йогой, ни опыт глубокого, 30-35-дневного голодания не могли подготовить Славу к пережитому в океане. Он удачно вошел в воду ногами и был отброшен струей воды от винта, который оказался от него на расстоянии вытянутой руки. Плыл, ориентируясь сперва по огням корабля, после – по облакам. Наконец показались звезды. Больше всего он боялся, что лайнер повернет обратно и его начнут искать. Были минуты, когда его охватывал непреодолимый страх. Днем на горизонте то показывался, то исчезал остров. На следующую ночь начались видения. Он слышал тихое пение, со всех сторон на разные голоса повторялось его имя, прямо под ним раскрывался неведомый светящийся мир.
«Я видел, как внизу мигают далекие и близкие звезды, летят какие-то светящиеся стрелы, как проносятся загадочные торпеды, оставляя дымящийся световой след. Я видел вспышки взрывов и победные фейерверки, огни городов и селений, дымовые завесы и извержения вулканов. Вглядываясь в глубину, я открыл для себя захватывающее дух ощущение полета над бездной. Я зависал над ней, вглядываясь в россыпь огней, сверкающих внизу, чувствуя себя как бы парящим в невесомости над бесчисленными огнями ночного города. Стоило перевести взгляд на другое скопление, лежащее ниже, как возникал волшебный эффект снижения высоты полета».
К вечеру следующего дня Слава оказался совсем близко от острова, но течение, к ужасу пловца, пронесло его мимо. Ночью он плыл уже по инерции, надежды почти не оставалось. Ему казалось, что рядом кто-то плывет, что какие-то голоса спорят о нем внутри и вне его, он видел на волнах огненные всплески, «светящуюся массу воды в непрерывном движении», перед ним воочию проплывали финикийские галеры, каравеллы Колумба и пиратские парусники. Затем произошло нечто, что не было, как утверждал Слава, ни сном, ни галлюцинацией. Он оказался в просторном доме, где встретил мужчин и женщин в длинных светлых одеждах. Среди этих людей он прожил долго, может быть, годы.
«Я не берусь описать ту жизнь. Я был счастлив там, как никогда и нигде больше. Во всем ощущалось Божественное присутствие – и в этих людях, и в природе, и во всей атмосфере той жизни. Наши души были полны любовью. Мы общались без слов, будто читая намерения друг друга». С тех пор в нем навсегда поселилось ощущение иного мира, наполненного – чем? – Слава не знал, как назвать это прекрасное: Божественным ли присутствием, благодатью? И тоска, когда это чувство исчезает и «мир снова становится мертвым».

Эпилог
Громадные волны в конце концов вынесли Курилова на риф, а затем в тихую лагуну. Роковое течение, которое пронесло его мимо восточного берега Сиаргао, спасло его и прибило к южному. Первыми его заметили рыбаки из поселка Генерал Луна: чудище, покрытое фосфоресцирующим планктоном, танцевало на берегу сиртаки и хохотало во все горло.
Слава провел на Филиппинах полгода, из них полтора месяца в тюрьме. В его историю сначала не верили. О побеге сообщили по «Голосу Америки». Курилова заочно судили и приговорили к десяти годам заклю-чения за «измену родине». Его брат, штурман, потерял работу. В СССР осталась жена, о которой Слава в своей книге говорит мало и скупо. Курилова депортировали в Канаду.
Он получил гражданство, работал в канадских и американских океанографических фирмах. Историю его побега решили экранизировать на ВВС, и в 1985 году Слава получил аванс для поездки в Израиль, где должны были проходить съемки. Из экранизации ничего не вышло – зато Курилов провел три веселых месяца в Израиле и познакомился с красавицей Еленой, бывшей женой поэта Михаила Генделева. В Канаде затосковал по ближневосточному солнцу и людям, по России. В 1986 году он вернулся в Израиль и ровно через год после знакомства случайно встретил Лену на автобусной остановке в Иерусалиме. Они венчались в церкви Гефсиманского монастыря. Курилова приняли на работу в институт океанографии. Это красивое здание под Хайфой, оно выстроено на небольшом мысе, вокруг с трех сторон море. 29 января 1998 года Слава Курилов погиб во время подводных работ на озере Кинерет – оно же библейское Генисаретское озеро. Накануне он высвобождал из рыболовных сетей запутавшегося напарника, в баллонах почти кончился воздух. И все же они решили погрузиться вновь, чтобы поднять на поверхность опутанный сетями прибор. На сей раз резать сети и освобождать Славу пришлось напарнику. Сделать это вовремя он не успел.

РЕДАКТИРОВАНИЕ названия,содержания, подписей к картинкам